Рабиндранат тагор цитаты. Рабиндранат Тагор – биография, цитаты и стихи

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Еще скрежет зубовный

Читая в иностранных газетах рассказы о случаях и видах эксплуатации человека человеком, мы, русские, приходим всегда в столь сильное негодование, что сторонний зритель может подумать, что нас кровно обидели. Не говоря уже о торговле неграми, о несносном положении последних в Южных Штатах Северной Америки, нет, даже обыденное притеснение фабрикантом-капиталистом пролетария-работника производит в нас благородное волнение крови и непривычную суматоху мыслей. И это я говорю не о нынешнем дне, когда мы сделались… тово, и когда у нас на этот счет образовались понятия… тово, но о дне вчерашнем, когда между нами не слишком-то много было сочувственников тому порядку вещей, который в настоящее время выражается нами словом «тово». Разве уж какой-нибудь поистине заиндевевший патриарх, слушая или читая подобные рассказы, воскликнет, бывало: «ишь шельма», или «ах ты бестия», но воскликнет таким голосом, который дает сразу понять, что под «шельмой» следует разуметь «голубчика» и что говорящий всей своей преисподней сочувствует глаголемому «бестии».

Поэтому нельзя не взирать без сожаления на те редкие случаи, когда мы отказываемся от привычной нам опрятности в словах, ежели не в мыслях и действиях. Подобный поразительный случай, к величайшему удивлению, встретился недавно на страницах «Вестника промышленности» (февраль 1860 года), в статье под названием: «Косвенные налоги с фабрик» по поводу некоего чудовищного дела, случившегося в городе Нововласьевске.

Любезные обыватели разных концов России любят посвящать свободные от отдохновения часы литературным потугам разного рода, результатом которых бывает сообщение публике некоторых узловатых и шишковатых дел. Стремление похвальное, и я отнюдь не намерен порицать его, ибо сам был неоднократно свидетелем того, как лезли глаза на лоб у некоторых администраторов при напоминании о замаранных их хвостах. Конечно, литературным этим опытам мешает то, что в них всегда присутствует какое-то странное балагурство a la половой или a la гостинодворец. Но и это опять не беда, если принять в соображение, что мы вообще народ не словесный и что недалеко еще то время, когда, кроме «папы» да «мамы», мы и слов других произносить не смели. Тем не менее не отыскивалось еще такого пишущего ироя, который взялся бы публично защищать аферу, основанную на человеческом мясе, и столь же публично клеветать на тех, которые сию неприличную аферу называли принадлежащим ей именем.

В статье «Косвенные налоги на фабрики» рассказывается дело, положительно и близко мне известное во всех его гадких подробностях. Рассказывается оно следующим образом. В городе Нововласьевске некоторые добродетельные фабриканты задумали облагодетельствовать своих ближних. В этих мыслях они начали, благословясь, выкупать на волю у соседних помещиков мужичков и приглашать их к себе на фабрику, где «судя по тому, что всякая 12-ти летняя девочка зарабатывает от трех до пяти руб. в месяц, то сколько же должны получать совершеннолетние». Где «директор не брезгует русским народом» (вот-то достоинство особого рода), где «вникают в быт рабочих людей и помогают им в нуждах». Шутка сказать: ешь, пей и веселись. Тем не менее подобно тому, как невинного ребенка, доверчиво купающегося в волнах Нила, стережет из-за камышей крокодил, так и благодетельных купцов стерегли, среди их невинных занятий, не один, а два крокодила: некто Бесчленный и некто Лисичка. Виноват, в рассказе есть еще третий крокодил: Эмансипация. Этот последний крокодил, я думаю, был даже поважнее первых двух, потому что без него ни Бесчленный, ни Лисичка, будь они семи пядей во лбу, пороха бы не выдумали. И посмотрите, как все просто сделалось. Бесчленному и Лисичке понадобились деньги – ну, разумеется, к кому же и обратиться, как не к благодетелям рода человеческого. Однако «фабриканты, зная образ жизни просивших, отказали».

…Не говоря худого слова, Бесчленный и Лисичка призвали простодушных мужичков, да вдруг и объявили им: вы, дескать, вольные… или нет: вы, дескать, и без того будете вольные. Неизвестно, что померещилось нашим мужичкам, но они внезапно вообразили, что была между фабрикантом и помещиками какая-то темная стачка – «взяли да и подали просьбу, что их приписали к Нововласьевскому мещанскому обществу без согласия». Здесь является четвертый крокодил – губернатор, который назначает следствие, и, наконец, пятый крокодил – чиновник особых поручений, который производит следствие. Этот последний описан особенно уморительным образом. «Он должен быть польский жид, помесь с альбиносом, глаза – белые, с кровавыми оттенками, и таращит их, как корова, которую ведут на бойню; нос крючком», и т. д. Увы, мы, русские, не можем обойтись без наружного остроумия. Если кто-нибудь сделал не по-нашему, то, наверное, у него или глаза коровьи, или нос крючком. Это не нами заведено, не нами и кончится: в этом состоит наш насущный обывательский юмор. Разумеется, этот г. Помесь действует самым гнусным образом: с первого же раза требует у фабриканта тридцать тысяч целковеньких (ах, если бы знал ты, злосчастный Помесь, о своих неумеренных требованиях! С каким бы удовольствием съехал бы ты хоть, ну хоть на одну тысячку), застращивает людей (то есть тех же самых, которые возбудили все дело), сажает без всякой причины в острог некоего незнакомца Самознаева, единственно потому, что ему так от начальства приказано {Впрочем, из той же статьи явствует, что это же начальство, которое приказывало (не зная и не предвидя, как разовьется дело) посадить Самознаева, по рассмотрении следствия, выпустило его из острога. Вот и подите с этой логикой. Впрочем, тут же прибавляется, что выпустил его младший секретарь губернского правления (такой и должности-то нет), но об этом дальше. (Прим. М. Е. Салтыкова.) }, и к довершению всего (о глупый дурак!) рассказывает о своих подвигах всем и каждому, в том числе и ему, Проезжему. Разумеется, из всего этого выходит нечто чудовищное, ибо невинность страждет, а порок и злодейство торжествуют. Итак, вот как опасно, милые дети, купаться в Ниле благодеяний.

Рассказ, сверх того, украшен разными эпизодами. Во-первых, является городничий Банин, оторванный, по несправедливости начальства, от тучных пажитей Нововласьевска и брошенный на бесплодные скалы Горогорска. Этот Банин имеет мутные от слез глаза и, подобно Пояркову Печерского, поющему под тенью дерев «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», беспрестанно бормочет себе под нос «не бойся суда, а бойся судьи». Сверх того, он обливает слезами и беспрестанно целует часы, нечаянно подаренные ему растроганными нововласьевцами. Этот городничий – прелесть. Во-вторых, является губернатор, который купает в теплой воде своих малолетних детей. В-третьих, вся обстановка наивна и поэтична до крайности: действующие лица беспрестанно проходят по водочке, закусывают груздочками, слушают каких-то певиц <«Мои споют тебе что-нибудь», – говорит некто г. Немилов. Кто это мои? Я подозреваю, что эти «мои» – те самые существа, которых в шутливом русском тоне называют «канарейками» и за излишнее разведение которых люди, подобные г. Немилову (а отчего же и не сам Немилов), попадают под опеку> и выпивают целые партии шампанского.

И вот, можете себе представить, что дело происходило совершенно иначе, нежели рассказывает г. Проезжий.

Благоразумный читатель, еще при чтении самой статьи Проезжего, почувствует, что есть в ней что-то неладное, как будто шитое живыми нитками. Откуда и с чего, например, эта внезапная злоба против благодетельных фабрикантов со стороны так называемых губернских властей? Может ли существовать на свете такая губерния, где губернатор занимается только купанием детей своих, и вице-губернатор послушен не совести своей, а приказаниям какого-то младшего секретаря губернского правления? Возможны ли, наконец, городничие, обливающие слезами подаренные им часы? Все это такого рода вопросы, которые могут смутить и не слишком дальновидного читателя, но не смутили Проезжего, который, по-видимому, совершенно доволен самим собой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


Рабиндранат Тагор (Тхакур Робиндронатх) родился 6 мая 1861 годв в Калькутте. Индийский поэт, писатель, композитор, философ, просветитель, общественный деятель. Умер 6 августа 1941 года в Калькутте.

Афоризмы, цитаты, высказывания, фразы Тагор Рабиндранат

  • Человек хуже зверя, когда он зверь.
  • Все бесконечное конец свой обретает.
  • Вода в сосуде прозрачна; вода в море темна.
  • Звезды не боятся, что их примут за светляков.
  • Шумы мгновений издеваются над музыкой вечного.
  • Река истины протекает через каналы заблуждений.
  • Счастье в том, чтоб свое сердце отдать другому.
  • Фонтан смерти заставляет играть тихие воды жизни.
  • Благословен тот, чья слава не блестит ярче истины его.
  • Пыль мертвых слов пристала к тебе. Омой свою душу молчанием.
  • Паутина притворяется, что ловит росинки, - а сама ловит мух.
  • И стебелек травы достоин великого мира, в котором он растет.
  • Дым хвалится Небу, а Зола - Земле, что они брат и сестра Огню!
  • Закройте дверь перед всеми ошибками, и истина не сможет войти.
  • То, что я существую, - для меня постоянное чудо: это и есть жизнь.
  • Ум, в котором все логично, подобен клинку, в котором все движется вперед.
  • Истина сама против себя поднимает бурю, которая широко разбрасывает ее семена.
  • Когда листок полюбит, он становится цветком. Когда цветок полюбит, он становится плодом.
  • Чем ярче проявляет себя индивидуальность, тем больше стремится она к единению со всем сущим.
  • Благодари Пламя за свет его, но не забывай Светильника, стоящего в тени с постоянством терпения.
  • Когда сердца полны любви и бьются лишь от встречи до разлуки, достаточно и легкого намека, чтобы понять друг друга.
  • Когда у какой-либо одной религии возникает претензия заставить все человечество принять ее доктрину, она становится тиранией.
  • Копил я мудрость многих лет, упорно постигал добро и зло, я в сердце столько рухляди скопил, что стало сердцу слишком тяжело.
  • Даже шайка разбойников должна соблюдать какие-то требования морали, чтоб остаться шайкой; они могут грабить весь мир, но не друг друга.
  • Сколько бы счастливым ни чувствовал себя пьяница от вина, он далек от истинного счастья, потому что для него это счастье, для других горе; сегодня это счастье, завтра - несчастье.
  • Есть любовь, которая вольно плавает по небу. Эта любовь согревает душу. А есть любовь, которая растворяется в повседневных делах. Эта любовь вносит тепло в семью.
  • Жизнь в ее целом никогда не принимает смерти всерьез. Она смеется, пляшет и играет, она строит, собирает и любит перед лицом смерти. Только тогда, когда мы выделяем один отдельный факт смерти, мы замечаем ее пустоту и смущаемся.
  • Мне кажется, будто я подобен живой планете и тоже заключен в круг идей. Но я представляю собой не только то, что я желаю, о чем думаю, что решаю. А и то, чего я не люблю, чего я не желаю. Я был создан раньше своего рождения. Я не мог себя выбрать. Поэтому я должен воспользоваться тем, что попало мне в руки.

Беспредельная надежда и энтузиазм - главное богатство молодежи.

Действительность, смысл который понят неверно, и неуместный пафос: вот что есть нереальное.

Жизнь получает свое богатство от мира; цену дает ей любовь.

Звезды не боятся, что их примут за светляков.

Зло не может позволить себе роскоши быть побежденным; Добро - может.

Кажется, будто Истина появляется со своим последним словом: но - нет! - последнее слово порождает новое.

Если ты закроешь свою дверь для всех заблуждений, то и истина останется снаружи.

Есть группа людей, которые родились на земле лишь для того, чтобы говорить о смерти. В медленном угасании есть своеобразная красота, подобная красоте небес в час заката, и это их очаровывает.

Жизнь в ее целом никогда не принимает смерти всерьез. Она смеется, пляшет и играет, она строит, собирает и любит перед лицом смерти. Только тогда, когда мы выделяем один отдельный факт смерти, мы замечаем ее пустоту и смущаемся.

Подсолнечник покраснел при мысли назвать какой-то безвестный цветок своим родственником. Солнце взошло, улыбнулось цветку и спросило: «Хорошо ли тебе, мой милый?»

Позволь тому видеть шипы, у кого есть глаза, чтобы видеть Розу.

Похвала принижает меня, ибо я втайне прошу ее.

Прах земли попирается оскорблениями и в замену дарит свои цветы.

Ночь втайне раскрывает цветы и предоставляет дню получать благодарность.

Обрывая лепестки цветка, ты не приобретаешь его красоты.

О, Красота! Найди себя в любви, а не в лести твоих зеркал.

Они ненавидели и убивали; и люди восхваляли их.

«О Плод! Как далек ты от меня?» «Я спрятан в твоем сердце, о Цветок!»

От меня ложится тень на дорогу, ибо моя собственная лампада не зажжена.

Отяготи птице крылья золотом, и она никогда уж не будет парить в небесах.

Пессимизм - форма душевного алкоголизма.

Печаль души моей - ее венчальное покрывало, оно ждет ночи, чтобы его сняли.

Прикоснувшись, мы можем убить; отдаляясь, мы можем владеть.

Пусть моим последним словом будет, что верю в твою любовь.

Пылающий огонь остерегает меня своим пламенем. Спасите меня от умирающих угольев, что прячутся под золою.

Не падай духом, брат, не отрекайся от замыслов своих первоначальных. Одна дорога у тебя, мой брат, спеши, не поворачивай назад, верши свое и не служи чужому, не бойся осужденья и преград.

Неправда, вырастая в могущество, все же никогда не вырастет в правду.

Не удается труженику выуживать жемчужину в муке. До времени лежит она и вдруг неожиданно дается в руки.

Пыль мертвых слов пристала к тебе: омой свою душу молчанием.

Река истины протекает через каналы заблуждений.

Жизнь мира обогащается всей утраченной людьми любовью.

Мне кажется, будто я подобен живой планете и тоже заключен в круг идей. Но я представляю собой не только то, что я желаю, о чем думаю. что решаю. А и то, чего я не люблю, чего я не желаю. Я был создан раньше своего рождения. Я не мог себя выбрать. Поэтому я должен воспользоваться тем, что попало мне в руки.

Множество людей могут говорить хорошие вещи, но очень немногие умеют слушать, потому как это требует силы ума.

Я не хочу обносить стенами свой дом или заколачивать свои окна. Я хочу, чтобы дух культуры различных стран как можно свободнее веял повсюду: не надо лишь, чтобы он сбил меня с ног.

«Я потерял мою росинку», - жалуется цветок утреннему небу, потерявшему все свои звезды.

Я пришел на твой берег, как чужестранец; я жил в твоем доме, как гость; я покидаю тебя, как друг, о Земля моя.

Шумы мгновений издеваются над музыкой вечного. Тише, сердце мое, эти большие деревья - молитвы.

Этот мир - мир диких бурь, укрощаемых музыкой красоты.

Эхо стремится передразнить свой первоисточник с целью доказать, что оно самобытно.

Я хочу сказать, что слово «женитьба» имеет тысячу значений. Это слово приобретает смысл только в жизни человека. Убери человека - и трудно будет определить значение... Если я скажу, что главный смысл этого слова - любовь, мне придется определить слово «любовь», а то, что называют любовью, еще теснее связано с жизнью, чем женитьба.

Мудрецы, мужи науки пробивают толщу знаний, Достигая вечной славы постоянством и дерзаньем.

Мы живем в этом мире, если любим его.

Кто слишком много думает о том, чтобы делать добро, тому не хватает времени быть добрым.

«Кто тут есть, чтобы продолжать мое дело?» - спросило заходящее Солнце. «Я сделаю все, повелитель», - ответила глиняная лампада.

Лук шепчет стреле, отпуская ее: «В твоей свободе - моя».

Люди - жестоки, но человек - добр.

Мир поцеловал мою душу страданием, требуя, чтобы я ответил на это песнями.

Когда у какой-либо одной религии возникает претензия заставить все человечество принять ее доктрину, она становится тиранией.

Конечно, я мог бы обойтись и без цветов, но они помогают мне сохранить уважение к самому себе, ибо доказывают, что я не скован по рукам и ногам будничными заботами. Они свидетельство моей свободы.

Кто на детей своих снова и снова Смотрит с надеждой, ждет хоть бы слова? Ты, моя мать! Кто ты, что молча стоишь среди тьмы, Плачешь, обиженная детьми? Ты, моя мать! Кто их растила, кормила, поила? Кто, позабытая, их не забыла? Ты, моя мать! Кто днем и ночью гостей ожидает, Кто равнодушно детей ожидает? Ты, моя мать!

Мир полюбил человека, когда он улыбнулся. Мир испугался его, когда он засмеялся.

Мы ошибочно читаем книгу мира и говорим, что она обманывает нас.

Мы познаем человека не по тому, что он знает, а по тому, чему он радуется.

Жизнь ниспосылается нам даром; заслуживаем мы ее - отдавая ее.

Какая огромная разница между прекрасным, свободным, ничем не омраченным миром природы, таким спокойным, тихим и непостижимым, и нашей повседневной суетой с ее ничтожными скорбными тревогами и спорами...

Дитя-цветок раскрывает чашечку свою и восклицает: «О, милый мир, не увядай, пожалуйста!»

Когда весной наш взор случайно привлекут в себе листья, юные и нежные, будто пальцы лесных богинь, душа наполняется восторгом.

Когда-нибудь мы поймем, что смерть бессильна лишить нашу душу чего-либо из приобретенного, ибо приобретенное ею и она сама - одно и то же.

В семье не бывает так, чтобы супруги не оказывали влияния друг на друга. Там, где есть любовь, это происходит легко, а там, где нет любви, применение насилия вызывает то, что называем трагедией.

Дай мертвым бессмертие Славы, живущим - бессмертье любви.

Рожденье и смерть листьев - быстрые вращения того водоворота, чьи большие круги медленно движутся среди звезд.

Светозарная одежда Солнца - проста, но тучи облечены в пышность.

Ум, весь состоящий из одной логики, подобен ножу из одного лезвия: он ранит в кровь руку, берущую его.

Ум острый, но не широкий выскакивает вперед на каждом шагу, но двигаться вперед не может.

«Ученые говорят, что настоящий день начнется, когда Вы погаснете», - сказал Светляк Звездам. Звезды ничего не ответили.

Художник - любовник природы: оттого он ее раб и ее повелитель.

Туман - желание Земли. Он скрывает Солнце, по которому она тоскует.

«Ты - большая капля росы под листом лотоса, а я - маленькая капля на его верхней стороне», - сказала Росинка Озеру.

Ты улыбнулась и заговорила со мной, - так, ни о чем; и я понял, что этой минуты и ждал я так долго.

Ударами можно добиться от земли только пыли, но не жатвы.

У меня есть звезды на небе... но я тоскую по маленькой лампе, не зажженной у меня в доме.

Темные тучи превращаются в небесные цветы, когда их поцелует свет.

Тот, кто применяет свою силу, доказывает свою слабость.

То, что я существую, - для меня постоянное чудо: это и есть жизнь.

Трава ищет на земле толпы себе подобных; дерево ищет в небе свое одиночество.

Человек не выявляет себя в истории: он пробивается сквозь нее.

Человек от природы - дитя; его сила - есть сила роста.

Человек уходит в шум толпы, чтобы утопить в нем свой собственный вопль о молчании.

Семья - основная ячейка любого общества и любой цивилизации.

Супружество - это искусство, и его надо каждый день обновлять.

Твой солнечный свет улыбается зимним дням моего сердца, ни на миг не сомневаясь в возврате его весенних цветов.

Темнота ведет к свету, но слепота ведет к смерти.

Человек хуже животного, когда он становится животным.

Чистота - богатство, являющееся от изобилия любви.

Дай мне ощущать этот мир, как Твою воплотившуюся любовь, и тогда моя любовь будет помогать ему.

Когда сердца полны любви и бьются лишь от встречи до разлуки, достаточно и легкого намека, чтобы понять друг друга.

Вода в сосуде прозрачна. Вода в море - темна. У маленьких истин есть ясные слова; у великой Истины - великое безмолвие.

Войну, где восстает на брата брат, Всевышний проклянет стократ.

Воробей жалеет павлина за то, что у него такой тяжелый хвост.

Благословен тот, чья слава не блестит ярче истины его.

Быть только откровенным легко, когда не собираешься говорить полной правды.

Великое идет рядом с Малым без боязни. Среднее - держится в стороне.

«В лучах Луны ты шлешь мне свои любовные письма, - сказала Ночь Солнцу. - Я оставлю свои ответы - слезами на траве».

Всевышний уважал меня, покуда бунтовать я мог, когда ж я пал к его ногам, он мною пренебрег.

Неведомый мне царь мой, Ты приложил печать вечности Ко многим летучим мгновеньям.