Маяковский теория стакана воды. Теория стакана воды — «Дистопия

Секс в физиологическом плане во все времена был одинаковым, а вот взгляды на него – совершенно разными. В одной культуре он занимал главное место, ему поклонялись, в другой был разрешён только для продолжения рода. У каждого народа своё отношение к половому вопросу. Для СССР можно вспомнить известную фразу «В СССР секса нет», но не менее популярной была теория стакана воды, имевшая место в годы Гражданской войны в России. Она стала прямым последствием становления новой советской власти. В некотором роде уникальное явление, которое можно считать репетицией сексуальной революции в странах Запада в 1960-1970-х годах.

Никаких чувств — только секс.

Теория стакана воды очень простая. Большевики заявили, что октябрьская революция уравняла мужчин и женщин в правах, секс теперь представляет собой простое удовлетворение полового влечения, то есть идёт речь про секс без обязательств. Совершить половой акт так же просто, как выпить стакан воды. Вовсе не обязательно было встречаться с девушкой какое-то время, чтобы зародились чувства между людьми. Теория стакана воды напрочь отрицала любовь, привязанность к человеку. На секс смотрели как на способ удовлетворить либидо. Название теории пошло от выражения «Любовь – стакан воды, она даётся тому, кто его просит». Фразу произнесла деятель движения эмансипации Аврора Дюпен, более известная под псевдонимом Жорж Санд.

После поражения Белого движения в Гражданской войне в России произошла не только смена власти, но и полностью изменились взгляды на семейную и половую жизнь. Кардинальные изменения в обществе в любые времена становились причиной таких же изменений во всех сферах жизни. Те чувства любви, которые воспевались поэтами времён империи, были объявлены буржуазными предрассудками. Половое влечение такое же естественное явление, как и ощущение голода, которое надо удовлетворить путём приёма пищи. А для либидо нужен секс, без всякого стеснения. Молодёжи прямо внушалась мысль, что заниматься сексом нужно всегда, когда этого требует организм. Комсомолец должен удовлетворять свои желания, а комсомолка не может ему в этом отказать. Если кто-либо из партнёров отказывал другому в близости, то считалось, что у него буржуазное воспитание.

Особые демонстрации.

В начале 1920-х годов можно было стать свидетелем удивительных демонстраций. По крупным городам (Москва, Петроград, Саратов, Киев, Одесса) шли толпы обнажённых людей с плакатами, на которых красовались надписи «Долой любовь – буржуазный предрассудок! Долой чувство стыда!» И это происходило в 1920-х годах, чем не репетиция знаменитой сексуальной революции? Теория стакана воды была призвана искоренить прошлую, буржуазную семью, в которой женщина объявлялась собственностью империалистов. Но со временем эта теория, поддержанная советским правительством, была им же и отвергнута. Почему так произошло?

Противником теории стакана воды был сам создатель советского государства Ленин, и другие видные политические деятели того времени. Секс без обязательств – хорошая вещь для молодёжи, но только не на государственном уровне. И распространена была теория стакана воды недолго. Хронологически она охватывает период примерно с 1918 года по 1926-й, когда был принят закон о браке и семье. Теория стакана воды представляла собой ничто иное, как свободные отношения, поощряемые государством. Теория была нужна лишь на короткий промежуток времени, чтобы разрушить старое представление о сексе и перейти к созданию новой, советской, семьи. А что было, если бы такое представление о половой жизни сохранилось на несколько десятилетий вперёд?

Теория стакана воды — обычный секс без обязательств.

Если человеку дать свободу сексуальных отношений на государственном уровне, то через некоторое время страна превратится в самый настоящий бордель, клиенты которого являются носителями венерических болезней. Кстати, после Гражданской войны был зафиксирован рост таких заболеваний. Свободные отношения дали жизнь почти миллиону детей, но этот миллион рос без отца, поскольку после секса партнёры расставались, часто навсегда, а средства контрацепции были развиты слабо. А самое главное, сексуальное просвещение в 1920-х годах было… Точнее, его не было вовсе. Не нужно забывать, что после двух войн людям было не до рассуждений на интимные темы. Теория стакана воды дала человеку возможность заниматься сексом с кем попало, и когда угодно, но не разъяснила, к чему это может привести.

Если бы государство и дальше поддерживало такой тип отношений, возможно, сексуальная революция произошла бы на несколько десятилетий раньше обычного, и в совсем другой стране. Но история не знает сослагательного наклонения. На рубеже 1920-1930-х годов произошло активное внедрение 12 половых заповедей пролетариата. В них было всё в точности до наоборот по сравнению с теорией стакана воды. Истинный коммунист должен был помнить, что половой акт – выражение любви и привязанности к партнёру, не должно быть секса за пределами семьи. То есть закреплялось мнение о семье, как главной ячейке общества. Так в течение каких-то 10-ти лет произошло кардинальное переосмысление роли секса в жизни рядового советского человека.

Которая была одним из идеологов эмансипации советских женщин в 1920-е гг. Теория свободной любви Коллонтай до сих пор вызывает споры специалистов о том, как именно нужно понимать ее взгляды.

Ключевые слова: А. М. Коллонтай, история публицистики. теория «стакана воды», свободная любовь, история России, женское равноправие.

В этом году Россия отмечает столетие Октябрьской революции – событие планетарного значения, на десятилетия определившего ход социальной и политической истории всего мира. Одновременно 145 лет исполняется со дня рождения одного из активнейших участников Октября, видной большевичке, идеологу российского женского движения Александре Михайловне Коллонтай. Именно в её редакции «женский вопрос» встал на повестку дня в Советской России, именно её силами решался весь комплекс проблем, связанный с процессом освобождения женщины и утверждения её прав в обществе.

Взгляды Коллонтай на феминизм и на методы его пропаганды стали классическими в советской печати, а многие её инициативы до сих пор остают ся основными элементами социальной политики современной России. Пик феминистской деятельности Коллонтай приходится на 1920-е годы, когда большевики бросили все силы на проведение в жизнь запланированных реформ в духе марксизма-ленинизма. Одним из важнейших изменений сразу после революции предстояло стать окончательному решению «женского вопроса», который к началу ХХ века привёл российское общество к кризису в отношениях полов. Идеологической базой для решения женского вопроса в программе большевиков был марксистский феминизм. В его ленинской редакции он представал как явление структурное, идеально вписывавшееся в общий идеологический конструкт РКП(б).

Коллонтай, Арманд и их сподвижницы выдвинули догмат, который затем в публицистике В. И. Ленина превратился в идеологему всей партии коммунистов: без освобождения женщины не может быть революции, равно как без революции не может быть освобождения женщин. Советская женщина представляется в первую очередь как борец, который сначала сражается за идеалы большевизма, а затем берёт в руки инструменты, чтобы строить новое общество. Собственно, право женщины на труд провозглашается главным условием её эмансипации. По замыслу советских феминисток, советская женщина получает политические права и имеет все возможности участвовать в общественной жизни страны и партийной работе.

Эта новая гендерная роль женщины противопоставлена традиционной, которая в работах марксистских феминисток рисовалась мрачными красками: активная женщинасозидательница против изнурённой, избитой домохозяйки. Такой подход к реформированию общества фактически сводил на нет семейные обязанности каждой конкретной женщины. Быт, воспитание детей, забота о муже становились побочными, мешающими факторами. При этом патерналистские и одновременно в чем-то даже материнские функции взяло на себя государство. Благодаря регулярным публикациям на тему женского вопроса, к проблеме подлинного равноправия женщин в новом советском обществе было привлечено действительно пристальное внимание всех политических и общественно активных слоев общества.

Но далеко не все идеи советских феминисток были воплощены на практике корректно или оказались жизнеспособными. К числу таких практически нереализованных идей относится и теория «Новой женщины», автором которой, почти единоличным, выступила Александра Коллонтай. Будучи одним из самых плодотворных публицистов-большевиков, Коллонтай много внимания уделяла таким совсем не политическим темам, как любовь и сексуальность, используя эти понятия для конструирования вполне политического дискурса, заточенного для решения сугубо практических задач строительства нового революционного общества. Представленные в таком свете любовь и сексуальность, по мысли Коллонтай, постулировали полную свободу женщины в выборе партнера. Для этического обоснования своей концепции публицистка ввела в лексикон того времени такие понятия, как «новая мораль» и «крылатый эрос», которые стали квинтэссенцией свободных взглядов вообще всех марксистских феминисток на любовь и межполовые отношения.

Эти два своеобразных концепта вызывают подлинный интерес к личности Коллонтай на Западе, особенно среди исследователей таких стран, где традиционно сильны «левые» политические силы. Серьёзные работы о российской большевичке за последние два десятилетия выходили в Испании, в Норвегии и Швеции. Однако всё чаще даже в научных работах (не говоря уже о научно-популярных и просто массовых изданиях) на Коллонтай обращают внимание как на автора одной-единственной достойной упоминания идеи, которая, по иронии, никогда ею не высказывалась и при детальном изучении оказывается апокрифической. Это теория «стакана воды», которая принесла скандальную славу Александре Михайловне уже при жизни.

Нет абсолютно никаких оснований утверждать, что именно Коллонтай была её автором. В опубликованных (и доступных для обозрения неопубликованных) работах Александры Михайловны нет ни единой строчки, которая хотя бы упоминала словосочетание «стакан воды» в нужном контексте. Если судить post factum, некоторые аспекты собственных воззрений Коллонтай на сексуальность, конечно, пересекались с пресловутой теорией, но в таком случае мы подменим частное общим. Главная трудность, которая возникает при попытках максимально объективно и полно изложить суть отношения Коллонтай к пресловутой теории, состоит в том, что существует лишь один достойный доверия источник, в котором она внятно и обстоятельно излагается.

Суть этой теории общеизвестна, в формулировке её, возможно, первого и уж точно самого именитого критика она звучит так: «В коммунистическом обществе удовлетворение сексуальных желаний, любви будет таким же простым и незначительным делом, как выпить стакан воды»1 . Эти слова якобы произнёс Ленин, но вспоминает об этом только один человек – Клара Цеткин. Ленинскую трактовку теории она по памяти приводит в своих «Воспоминаниях о В. И. Ленине», и это, повторим, единственный известный эпизод, когда в беседе Ленин более или менее четко выразил свою позицию по данному вопросу. Характерно, что Владимир Ильич не упоминает в этом разговоре имени Коллонтай, а говорит о теории как о «хорошо известной». То есть можно сделать вывод, что уже тогда, в 1920 г., «стакан воды» обсуждался, по крайней мере в устных дискуссиях. Но об авторстве Коллонтай никто ничего не говорил.

Можно предположить, что В. И. Ленин высказывался относительно теории «стакана воды» не один раз, и вскоре его позиция стала известна в партии и среди всех думающих людей молодой Советской России. Скорее всего, именно тогда теория «стакана воды» вошла в массовое сознание, перемешалась с Коллонтаевыми идеями свободной любви и новой женщины, и окончательно приросла к образу Коллонтай. Её достаточно новаторское и даже в чем-то вызывающее отношение к сексуальным вопросам сделало Коллонтай в народной молве не только сторонником идеи о том, что секс, по сути, является высшей человеческой активностью (здесь критики явно путали сексуальное и эротическое), но и проповедницей всяческих извращений, безнравственных, распутных и случайных связей. Критиков теории «стакана воды» и якобы вытекающих из неё воззрений Коллонтай было достаточно. Среди них были и сотрудники женских журналов, и психологи, и педагоги, и партийные деятели. Но мы остановимся исключительно на ленинской критике как первой, основной и наиболее «авторитетной». Владимир Ильич в той же беседе с К. Цеткин с презрением и даже омерзением отозвался о «желторотых птенцах, едва ли не вылупившихся из яйца буржуазных воззрений», которые, почувствовав дух свободы, пронизавший все общество после победы Октября, ринулись проповедовать свободу и в половых связях.

Несомненно, это был камень в огород тех строителей Советской России, которые принимали идею Коллонтай однобоко, не задумываясь о её политическом аспекте. Однако повторимся, в массовом сознании именно такая неглубокая трактовка скандальной идеи и сделала Коллонтай в представлениях масс апологетом распутства. Сам Ленин подходит к этому вопросу как политик-прагматик, заботящийся в первую очередь о пользе революционного дела. Сам по себе промискуитет, по мысли лидера большевиков, – это явление антиобщественное, антисоциалистическое, противное природе новой жизни. Беспорядочный секс представляет опасность для физического и морального здоровья рабочего класса. Энергия, потраченная на удовлетворение сексуального желания, вполне может быть применена в какой-нибудь другой, более общественно полезной сфере. В то же время Ленин признавал, что революция освободила в молодых людях колоссальное количество энергии. Что с ней делать – Владимир Ильич знал, и его позицию так же в достаточном для понимания объёме излагает Клара Цеткин: «Молодёжи особенно нужны жизнерадостность и бодрость.

Здоровый спорт – гимнастика, плавание, экскурсии, физические упражнения всякого рода, разносторонность духовных интересов»2 . В результате своих рассуждений Ленин признал «теорию стакана воды» «совершенно немарксистской». По воспоминаниям Цеткин, вождь революции подытожил свои умозаключения так: «Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ? Но важнее всего общественная сторона. Питье воды – дело действительно индивидуальное. Но в любви участвуют двое, и возникает третья, новая жизнь. Здесь кроется общественный интерес, возникает долг по отношению к коллективу»3 .

Примечательно, что эти рассуждения Ленина вполне согласуются с ненавидимой им «буржуазной моралью», против которой, собственно, и был направлен основной пафос всей публицистики Александры Коллонтай. На деле ситуация представляется гораздо сложнее и неоднозначнее. Приняв, что никакую теорию «стакана воды» Коллонтай не создавала, стоит задаться естественным вопросом: были ли заслужены хоть в малой степени те нападки, которым её подвергли многочисленные критики? Не была ли теория простым поводом, чтобы «наказать» Коллонтай за партийные «ошибки» более серьезного характера? Александра Михайловна считала, что нравственные нормы прошлого носили поработительский, эксплуатационный характер по отношению к женщине. Благодаря господствовавшим порядкам они закреплялись в сознании самой женщины и всего общества, но революционные преобразования достаточно быстро расшатали эту старую «буржуазную мораль».

Для окончательного и эффективного решения женского вопроса, по мнению Александры Михайловны, нужно было провести «перевоспитание психики женщины применительно к новым условиям её экономического и социального существования», которое, к слову, дается «не без глубокой, драматической ломки»4 . Это перевоспитание, по Коллонтай, означало, в первую очередь, подведение под новую базу одновременно и склада ума, и системы ценностей женщины. В числе принципов, которые Коллонтай декларировала в своих статьях, книгах и брошюрах, были и такие, странные для современного человека, положения, как «отказ от ревности», «подчинение разуму любовных переживаний» и тому подобные. Главное, что не устроило вождей партии во взглядах Коллонтай и привело к резкой критике, – это её обеспокоенность угрозой исключительности в выборе любовного партнёра.

Такая навязанная, вынужденная ограниченность, подразумевающая, что женщина одновременно не должна иметь больше одного возлюбленного, которого при этом имеет полное право считать своим (то есть принадлежащим ей), по мнению Александры Михайловны, способна очень сильно навредить нравственному и политическому «здоровью» женщины, да и всего социалистического общества. Вот эти строки, пожалуй, лучше всего характеризуют эти опасения: «Тысячелетиями воспитывала культура, построенная на инстинкте собственности, в людях убеждения, что и чувство любви должно иметь, как база, принцип собственности. Буржуазная идеология… учила, что любовь, притом взаимная, даёт право на обладание сердцем любимого человека целиком и безраздельно. Подобный идеал, такая исключительность в любви вытекала естественно из установленной формы парного брака и из буржуазного идеала «всепоглощающей любви» двух супругов»5 . Шокироваложе критиков как раз то, что в принципе привыкших ко всему старых, опытных революционеров шокировать не должно было.

Коллонтай со спокойствием относилась к сексуальной любви, открытой, смелой и не скрывающей себя. Многие критики абсолютно безосновательно, а потому ошибочно считают Коллонтай апологетом морального распутства, легализованного социалистическим строем, «проповедницей случайных связей». Сама Коллонтай, если уж обратить внимание на громкие теории, говорила не о стакане воды, а о Крылатом Эросе, который определяла как «влечение тела, перемешанное с духовно-душевными эмоциями»6 . Оппоненты Александры Михайловны духовнодушевный аспект не учли и обвинили Коллонтай в пропаганде промискуитета.

Вот тут как нельзя кстати подвернулась и теория «стакана воды», и её критика самим В. И. Лениным. Надо сказать, что к концу жизни взгляды Коллонтай на роль сексуальности в жизни женщины претерпели трансформацию. Подводя итог своей общественной деятельности, Александра Коллонтай писала: «Не сексуальные отношения определяют нравственный облик женщины, а её ценность в области труда, общественно полезного труда»7 . В последние годы публицистка соотнесла два основных, важнейших аспекта своих феминистских воззрений – сексуальный и общественный, отдавая предпочтение последнему. Расстановка приоритетов и ценностей, не раз испытанных и проверенных на протяжении всей жизни Коллонтай, окончательно выстроилась в той классической форме, которую приобрел в принципе женский вопрос в ХХ веке.

Примечания

1 Цит. по: Стайтс Р. Женское освободительное движение в России: Феминизм, нигилизм и большевизм, 1860–1930. – М.: Изд-во Российская политическая энциклопедия, 2004. – С. 507–508. 2 Там же. – С. 509. 3 Цеткин К. Из записной книжки // Воспоминания о В. И. Ленине. – М.: Изд-во полит. лит-ры, 1955. – С. 48. 4 Коллонтай А. М. Новая мораль и рабочий класс. 1. Новая женщина. – М., 1918. – С. 35. 5 Коллонтай А. М. Дорогу крылатому Эросу! (письмо к трудящейся молодёжи) // Молодая гвардия. – М. – 1923. – № 3. – С. 121. 6 Там же. – С. 123. 7 Коллонтай А. М. Летопись моей жизни. – М.: Academia, 2004. – С. 268.

Александра Коллонтай рядом с Владимиром Лениным. Она была единственной женщиной в новом революционном правительстве.

Сколько мифов связано с этой пламенной революционеркой, которая родилась как раз 31 марта, что даёт нам сегодня повод вспомнить о ней и её знаменитых "теориях".
Одна теория "стакана воды" чего стоит. Считается, что именно Александра Коллонтай провозгласила, что в новом обществе заняться сексом - это как выпить стакан воды.

А ведь она этого не говорила. Теория стакана воды существовала задолго до Коллонтай и была раскритикована видными большевиками. Подробно она разобрана А. Луначарским в статье «О быте: молодёжь и теория стакана воды».

Идеи Коллонтай были иные. Она считала, что надо жить в браке, но на свободных началах. Быть верными супругами, но независимыми друг от друга. Это самое главное.

Жить отдельно, детей отдавать в детские сады, в специальные учебные учреждения, потому что дети мешают женщине развиваться как личности, не иметь общих денег, одной кухни, питаться в коллективных столовых.

«Буржуазная идеология воспитала в людях привычку смешивать чувство любви с чувством собственности над другим человеком. Первые ласкательные слова, какими обмениваются влюбленные, — это “я твоя, ты мой”. Пора этой привычке исчезнуть, это остаток буржуазного представления, что “собственность” — это высшая ценность. Хорошему товарищу, созвучной подруге не скажешь же “мой” или “моя”.
... Без этих ложных представлений исчезнут и муки ревности. Надо уметь любить тепло и не ради себя, а вместе с тем всегда помнить, что ты “ничья” кроме своего дела. Тогда другой, любимый человек, не сможет ранить тебя. Ранить сердце может только “свой”, а не “чужой”».

Но, что бы ей ни приписывали, «свободную» любовь, легкую смену партнеров Коллонтай отвергала.
Она предлагала свой вариант: «эротическая дружба», «любовь-игра». Если отношения разовьются, партнеры вступят в брак. Если ничего не выйдет, разойдутся: «Общество должно научиться признавать все формы брачного общения, какие бы непривычные контуры они ни имели».

«Прежняя женщина не умела ценить личной самостоятельности. Да и что могла она с ней начать? Что может быть более жалкого, беспомощного, чем брошенная жена или любовница, если это женщина прежнего типа? С уходом или смертью мужчины женщина теряла не только материальное обеспечение, но и рушилась ее единственная моральная опора... Современная, новая женщина не только не боится самостоятельности, но и научается ею дорожить по мере того, как интересы ее все шире и шире выходят за пределы семьи, дома, любви».

Коллонтай писала не только теоретические статьи, но и художественные произведения. По мнению современников, очень слабые. Но они помогают нам лучше понять, как на самом деле видела эта революционерка новые гендерные отношения.
Первой появилась повесть «Большая любовь», в которой многие усмотрели автобиографические мотивы. Возможно, сюжет навеян романом Коллонтай с Петром Павловичем Масловым.
Коллонтай описывает сложные взаимоотношения незамужней революционерки с женатым революционером. Естественно, оба вынуждены таиться и скрывать свои чувства. Но революционерка обижена тем, что он встречается с ней с одной целью — отдохнуть, расслабиться и получить удовольствие. А для нее любовь — главное в жизни. Как настоящий большевик, он произносит правильные слова о равноправии мужчины и женщины, но в реальности всё происходит по правилам, которые установил он. И думает он только о себе, а не о ней. В конце концов она уходит от него.
Героиня второй повести Коллонтай «Василиса Малыгина» тоже оставляет мужа, когда он требует от нее исполнения роли, традиционной для женщины, — служить мужу (этот сюжет — отражение сложных взаимоотношений Коллонтай с революционером Дыбенко). А для нее это неприемлемо. Причем она уходит, будучи в положении. Но верит, что трудовой коллектив лучше поможет ей воспитать ребенка, чем отсталый муж, которого она больше не любит. Однако же попытка создать коммуну у нее тоже не получается.

Обе повести и три коротких рассказа Коллонтай, вошедшие в книгу «Любовь пчел трудовых», изданную в Ленинграде в 1924 году, рисуют не слишком оптимистичную картину. Революция совершилась, социализм строится, а женского счастья нет как нет. Отношение к женщине не изменилось: мужчина использует её в своих низменных целях. Пессимистический настрой автора был замечен. И это ей не простили.

Партийная печать обрушилась на Коллонтай с возмущенной критикой. Ее обвиняли в мелкобуржуазности и... пропаганде половой распущенности.

В 1926 году, ненадолго приехав в СССР, с горечью отмечает:

«Конечно, женщины получили все права, но на практике они всё еще живут под старым игом: без реальной власти в семейной жизни, порабощенные тысячью мелких домашних дел, несущие полное бремя материнства и даже материальных забот о семье».
Ее бывшая сотрудница Вера Павловна Лебедева, перешедшая в Наркомат здравоохранения заведовать отделом охраны материнства и младенчества, свидетельствовала: «Разрушив основы старой семьи, введя институт гражданских браков, допустив небывалую легкость развода, мы ничем не вооружили женщину, которая беспомощно стоит перед своим разрушенным семейным очагом, освобожденная политически, но экономически всё еще зависимая от мужа, потому что справиться одной с ребенком при нашей безработице и низкой заработной плате для одинокой женщины вещь непосильная».

В том же, 1926 году, комсомолец завода «Серп и молот» пишет в журнал «Смена»: «Половой вопрос просто разрешить в коммунах молодёжи. Мы живём с нашими девушками гораздо лучше, чем идеальные братья и сёстры. О женитьбе мы не думаем, потому что слишком заняты, и, к тому же, совместная жизнь с нашими девушками ослабляет наши половые желания. Мы не чувствуем половых различий. В коммуне девушка, вступающая в половую связь, не отвлекается от общественной жизни. Если вы не хотите жить, как ваши отцы, если хотите найти удовлетворительное решение вопроса о взаимоотношении полов, стройте коммуну рабочей молодёжи».

Председатель пионерского суда в рассказе Пантелеймона Романова «Суд над пионером» заявляет: «Любовью пусть занимаются и стихи пишут нэпманские сынки, а с нас довольно и здоровой потребности, для удовлетворения которой мы не пойдём к проституткам потому, что у нас есть товарищи. Лучше хулиганом быть, чем любовь разводить».

Коллонтай в свое время писала, что общественная жизнь, коллективный быт должны нанести удар по патриархальной семье. Они и нанесли. Но результат был не тем, о котором мечталось. Любви и верности здесь не было места.

Государственная политика в отношении женщин быстро меняется, созданные в своё время Коллонтай женсоветы упраздняются. В начале тридцатых годов окончательно формируется миф о новой советской женщине. Ей, оказывается, удалось гармонически совместить в себе героический труд на благо советской родины с традиционными обязанностями матери и жены.

Александра Михайловна и ее идеи стали предметом злых шуток и анекдотов. Над ней было разрешено подшучивать, поскольку товарищи по партии не воспринимали ее всерьез.

В тридцатые годы были арестованы и расстреляны те мужчины, которых эта на самом деле очень страстная женщина любила: Шляпников,Саткевич, Дыбенко.

В интимном письме, адресованном последнему возлюбленному, французскому коммунисту Марселю Боди, она писала: «Мы проиграли, идеи рухнули, друзья превратились во врагов, жизнь стала не лучше, а хуже. Мировой революции нет и не будет. А если бы и была, то принесла бы неисчислимые беды всему человечеству».

Как же оказались далеки все теории, любовные и революционные, от практики жизни.

Даже из себя самой Александра Коллонтай так и не смогла выковать женщину нового типа:

«Как далека я еще от типа настоящей новой женщины, которая к своим женским переживаниям относится с легкостью и даже, можно сказать, с завидной небрежностью... Я же до сих пор принадлежу к поколению женщин, выросших в переходный период истории. Любовь со всеми своими разочарованиями, трагедиями и ожиданием неземного счастья так долго играла в моей жизни большую роль. Слишком большую роль!»

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Теория стакана воды - взгляды на любовь , брак и семью , которые были распространены (особенно среди молодёжи) в первые годы Советской власти. Заключались в отрицании любви и сведении отношений между мужчиной и женщиной к инстинктивной сексуальной потребности, которая должна находить удовлетворение без всяких «условностей», так же просто, как утоление жажды (заняться сексом просто, как выпить стакан воды).

Марксистские взгляды на взаимоотношения мужчины и женщины

Эти взгляды разделял и поддерживал В. И. Ленин, который предлагал «неуклонные, систематические меры к замене индивидуального хозяйствования отдельных семей общим кормлением больших групп семей» в своей статье «Десять тезисов о Советской власти».

Теорию стакана воды он всё же не считал вполне марксистской, заметив в беседе с Кларой Цеткин:

Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой теории «стакана воды» наша молодёжь взбесилась, прямо взбесилась. Она стала злым роком многих юношей и девушек. Приверженцы её утверждают, что это теория марксистская. Спасибо за такой «марксизм».

Отрывок, характеризующий Теория стакана воды

– Впустили ли Вас в Мэтэору, мадонна Изидора? – как можно спокойнее спросил Караффа.
Я знала, что в душе он просто «горел», желая быстрее получить ответ, и решила его помучить, пока он мне не сообщит, где сейчас находится мой отец.
– Разве это имеет значение, Ваше святейшество? Ведь у Вас находится мой отец, у которого Вы можете спросить всё, на что естественно, не отвечу я. Или Вы ещё не успели его достаточно допросить?
– Я не советую Вам разговаривать со мной подобным тоном, Изидора. От того, как Вы намерены себя вести, будет во многом зависеть его судьба. Поэтому, постарайтесь быть повежливее.
– А как бы Вы себя вели, если бы вместо моего, здесь оказался Ваш отец, святейшество?..– стараясь поменять, ставшую опасной тему, спросила я.
– Если бы мой отец был ЕРЕТИКОМ, я сжёг бы его на костре! – совершенно спокойно ответил Караффа.
Что за душа была у этого «святого» человека?!.. И была ли она у него вообще?.. Что же тогда было говорить про чужих, если о своём родном отце он мог ответить такое?..
– Да, я была в Мэтэоре, Ваше святейшество, и очень жалею, что никогда уже более туда не попаду... – искренне ответила я.
– Неужто Вас тоже оттуда выгнали, Изидора? – удивлённо засмеялся Караффа.
– Нет, Святейшество, меня пригласили остаться. Я ушла сама...
– Такого не может быть! Не существует такого человека, который не захотел бы остаться там, Изидора!
– Ну почему же? А мой отец, святейшество?
– Я не верю, что ему было дозволено. Я думаю, он должен был уйти. Просто его время, вероятно, закончилось. Или недостаточно сильным оказался Дар.
Мне казалось, что он пытается, во что бы то ни стало, убедить себя в том, во что ему очень хотелось верить.
– Не все люди любят только себя, знаете ли... – грустно сказала я. – Есть что-то более важное, чем власть или сила. Есть ещё на свете Любовь...
Караффа отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, будто я только что произнесла какую-то полную чушь...
– Любовь не управляет, миром, Изидора, ну, а я желаю им управлять!
– Человек может всё... пока не начинает пробовать, ваше святейшество – не удержавшись, «укусила» я.
И вспомнив что-то, о чём обязательно хотела узнать, спросила:
– Скажите, Ваше святейшество, известна ли Вам правда о Иисусе и Магдалине?
– Вы имеете в виду то, что они жили в Мэтэоре? – я кивнула. – Ну, конечно же! Это было первое, о чём я у них спросил!
– Как же такое возможно?!.. – ошеломлённо спросила я. – А о том, что они не иудеи, Вы тоже знали? – Караффа опять кивнул. – Но Вы ведь не говорите нигде об этом?.. Никто ведь об этом не знает! А как же ИСТИНА, Ваше святейшество?!..
– Не смешите меня, Изидора!.. – искренне рассмеялся Караффа. – Вы настоящий ребёнок! Кому нужна Ваша «истина»?.. Толпе, которая её никогда не искала?!.. Нет, моя дорогая, Истина нужна лишь горстке мыслящих, а толпа должна просто «верить», ну, а во что – это уже не имеет большого значения. Главное, чтобы люди подчинялись. А что им при этом преподносится – это уже является второстепенным. ИСТИНА опасна, Изидора. Там, где открывается Истина – появляются сомнения, ну, а там где возникают сомнения – начинается война... Я веду СВОЮ войну, Изидора, и пока она доставляет мне истинное удовольствие! Мир всегда держался на лжи, видите ли... Главное, чтобы эта ложь была достаточно интересной, чтобы смогла за собой вести «недалёкие» умы... И поверьте мне, Изидора, если при этом Вы начнёте доказывать толпе настоящую Истину, опровергающую их «веру» неизвестно во что, Вас же и разорвёт на части, эта же самая толпа...
– Неужели же столь умного человека, как Ваше святейшество, может устраивать такое самопредательство?.. Вы ведь сжигаете невинных, прикрываясь именем этого же оболганного, и такого же невинного Бога? Как же Вы можете так бессовестно лгать, Ваше святейшество?!..
– О, не волнуйтесь, милая Изидора!.. – улыбнулся Караффа. – Моя совесть совершенно спокойна! Не я возвёл этого Бога, не я и буду его свергать. Но зато я буду тем, кто очистит Землю от ереси и блудодейства! И поверьте мне, Изидора, в день, когда я «уйду» – на этой греховной Земле некого будет больше сжигать!
Мне стало плохо... Сердце выскакивало наружу, не в состоянии слушать подобный бред! Поэтому, поскорее собравшись, я попыталась уйти от понравившейся ему темы.
– Ну, а как же то, что Вы являетесь главою святейшей христианской церкви? Разве не кажется Вам, что ваша обязанность была бы открыть людям правду об Иисусе Христе?..
– Именно потому, что я являюсь его «наместником на Земле», я и буду дальше молчать, Изидора! Именно потому...
Я смотрела на него, широко распахнув глаза, и не могла поверить, что по-настоящему всё это слышу... Опять же – Караффа был чрезвычайно опасен в своём безумии, и вряд ли где-то существовало лекарство, которое было в силах ему помочь.
– Хватит пустых разговоров! – вдруг, довольно потирая руки, воскликнул «святой отец». – Пройдёмте со мной, моя дорогая, я думаю, на этот раз мне всё же удастся Вас ошеломить!..
Если бы он только знал, как хорошо это ему постоянно удавалось!.. Моё сердце заныло, предчувствуя недоброе. Но выбора не было – приходилось идти...

Довольно улыбаясь, Караффа буквально «тащил» меня за руку по длинному коридору, пока мы наконец-то не остановились у тяжёлой, украшенной узорчатой позолотой, двери. Он повернул ручку и... О, боги!!!.. Я оказалась в своей любимой венецианской комнате, в нашем родном фамильном палаццо...
Потрясённо озираясь вокруг, не в состоянии придти в себя от так неожиданно обрушившегося «сюрприза», я успокаивала своё выскакивающее сердце, будучи не в состоянии вздохнуть!.. Всё вокруг кружилось тысячами воспоминаний, безжалостно окуная меня в давно прожитые, и уже частично забытые, чудесные годы, тогда ещё не загубленные злостью жестокого человека... воссоздавшего для чего-то здесь(!) сегодня мой родной, но давно утерянный, счастливый мир... В этой, чудом «воскресшей», комнате присутствовала каждая дорогая мне моя личная вещь, каждая любимая мною мелочь!.. Не в состоянии отвести глаз от всей этой милой и такой привычной для меня обстановки, я боялась пошевелиться, чтобы нечаянно не спугнуть дивное видение...
– Нравится ли вам мой сюрприз, мадонна? – довольный произведённым эффектом, спросил Караффа.
Самое невероятное было то, что этот странный человек совершенно искренне не понимал, какую глубокую душевную боль он причинил мне своим «сюрпризом»!.. Видя ЗДЕСЬ (!!!) то, что когда-то было настоящим «очагом» моего семейного счастья и покоя, мне хотелось лишь одного – кинуться на этого жуткого «святого» Папу и душить его в смертельном объятии, пока из него не улетит навсегда его ужасающая чёрная душа... Но вместо того, чтобы осуществить так сильно мною желаемое, я лишь попыталась собраться, чтобы Караффа не услышал, как дрожит мой голос, и как можно спокойнее произнесла:
– Простите, ваше святейшество, могу ли я на какое-то время остаться здесь одна?
– Ну, конечно же, Изидора! Это теперь ваши покои! Надеюсь, они вам нравятся.
Неужели же он и в правду не понимал, что творил?!.. Или наоборот – прекрасно знал?.. И это всего лишь «веселилось» его неугомонное зверство, которое всё ещё не находило покоя, выдумывая для меня какие-то новые пытки?!.. Вдруг меня полоснула жгучая мысль – а что же, в таком случае, стало со всем остальным?.. Что стало с нашим чудесным домом, который мы все так сильно любили? Что стало со слугами и челядью, со всеми людьми, которые там жили?!.
– Могу ли я спросить ваше святейшество, что стало с нашим родовым дворцом в Венеции?– севшим от волнения голосом прошептала я. – Что стало с теми, кто там жил?.. Вы ведь не выбросили людей на улицу, я надеюсь? У них ведь нет другого дома, святейшество!..
Караффа недовольно поморщился.
– Помилуйте, Изидора! О них ли вам стоит сейчас заботиться?.. Ваш дом, как вы, конечно же, понимаете, теперь стал собственностью нашей святейшей церкви. И всё, что с ним было связано – более уже не является Вашей заботой!
– Мой дом, как и всё то, что находится внутри него, Ваше святейшество, после смерти моего горячо любимого мужа, Джироламо, принадлежит моей дочери Анне, пока она жива! – возмущённо воскликнула я. – Или «святая» церковь уже не считает её жильцом на этом свете?!
Внутри у меня всё кипело, хотя я прекрасно понимала, что, злясь, я только усложняла своё и так уже безнадёжное, положение. Но бесцеремонность и наглость Караффы, я уверена, не могла бы оставить спокойным ни одного нормального человека! Даже тогда, когда речь шла всего лишь о поруганных, дорогих его сердцу воспоминаниях...
– Пока Анна будет жива, она будет находиться здесь, мадонна, и служить нашей любимой святейшей церкви! Ну, а если она, к своему несчастью, передумает – ей, так или иначе, уже не понадобится ваш чудесный дом! – в бешенстве прошипел Караффа. – Не переусердствуйте в своём рвении найти справедливость, Изидора! Оно может лишь навредить вам. Моё долготерпение тоже имеет границы... И я искренне не советую вам их переступать!..
Резко повернувшись, он исчез за дверью, даже не попрощавшись и не известив, как долго я могу оставаться одна в своём, так нежданно воскресшем, прошлом...
Время остановилось... безжалостно швырнув меня, с помощью больной фантазии Караффы, в мои счастливые, безоблачные дни, совсем не волнуясь о том, что от такой неожиданной «реальности» у меня просто могло остановиться сердце...
Я грустно опустилась на стул у знакомого зеркала, в котором так часто когда-то отражались любимые лица моих родных... И у которого теперь, окружённая дорогими призраками, я сидела совсем одна... Воспоминания душили силой своей красоты и глубоко казнили горькой печалью нашего ушедшего счастья...
Когда-то (теперь казалось – очень давно!) у этого же огромного зеркала я каждое утро причёсывала чудесные, шёлковистые волосы моей маленькой Анны, шутливо давая ей первые детские уроки «ведьминой» школы... В этом же зеркале отражались горящие любовью глаза Джироламо, ласково обнимавшего меня за плечи... Это зеркало отражало в себе тысячи бережно хранимых, дивных мгновений, всколыхнувших теперь до самой глубины мою израненную, измученную душу.
Здесь же рядом, на маленьком ночном столике, стояла чудесная малахитовая шкатулка, в которой покоились мои великолепные украшения, так щедро когда-то подаренные мне моим добрым мужем, и вызывавшие дикую зависть богатых и капризных венецианок в те далёкие, прошедшие дни... Только вот сегодня эта шкатулка пустовала... Чьи-то грязные, жадные руки успели «убрать» подальше все, хранившееся там «блестящие безделушки», оценив в них только лишь денежную стоимость каждой отдельной вещи... Для меня же это была моя память, это были дни моего чистого счастья: вечер моей свадьбы... рождение Анны... какие-то мои, уже давно забытые победы или события нашей совместной жизни, каждое из которых отмечалось новым произведением искусства, право на которое имела лишь я одна... Это были не просто «камни», которые стоили дорого, это была забота моего Джироламо, его желание вызвать мою улыбку, и его восхищение моей красотой, которой он так искренне и глубоко гордился, и так честно и горячо любил... И вот теперь этих чистых воспоминаний касались чьи-то похотливые, жадные пальцы, на которых, съёжившись, горько плакала наша поруганная любовь...
В этой странной «воскресшей» комнате повсюду лежали мои любимые книги, а у окна грустно ждал в одиночестве старый добрый рояль... На шёлковом покрывале широкой кровати весело улыбалась первая кукла Анны, которой было теперь почти столько же лет, как и её несчастной, гонимой хозяйке... Только вот кукла, в отличие от Анны, не знала печали, и её не в силах был ранить злой человек...
Я рычала от невыносимой боли, как умирающий зверь, готовый к своему последнему смертельному прыжку... Воспоминания выжигали душу, оставаясь такими дивно реальными и живыми, что казалось, вот прямо сейчас откроется дверь и улыбающийся Джироламо начнёт прямо «с порога» с увлечением рассказывать последние новости ушедшего дня... Или вихрем ворвётся весёлая Анна, высыпая мне на колени охапку роз, пропитанных запахом дивного, тёплого итальянского лета...

Эта советская марка была напечатана в 1972 году при режиме Брежнева. На ней изображена мать и одна из идеологинь большевистской сексуальной революции в России Александра Коллонтай.

Сегодня трудно сказать кому принадлежит фраза "секс для ревлюционера это тоже самое, что стакан воды". Возможно ей, а возможно соратнику Ленина Карлу Радеку

Возглавившему в двадцатых годах прошлого века на Красной площади парад комсомольцев-нудистов в неглиже, но с лозунгом "Долой стыд" на красной революционной ленте прекинутой через обнажённые плечи. С трибуны на юные тела свергающих буржуазные предрассудки комсомолок и комсомольцев с восторгом взирали руководители партии и правительства,преисполненные гордости за достойную смену. А возможно автором фразы была незабвенная Инесса Арманд

секс-бомба Ильича, делившая днём и ночью Ленина с его женой Наденькой Крупской

Или Роза Люксембург, из того же букета суфражисток, только германских.

Или товарищ Клара Цеткин

соблазнившая сына своей подруги.

Секс - как стакан воды дл жаждующего. И ни одна революционерка-большевичка не должна от него отказываться, тем более если в нём нуждается товарищ по партии. Здесь и сейчас, сделал дело - гуляй смело. Типографии страны в свободное от партийных заданий время вовсю печатали порнографические открытки, которые ни чем не уступят современным. Продавали их за сущие копейки - идея превыше всего. Институт брака был распущен, женщина стала национальным достоянием. В те времена и возник термин "социализация", который нес в себе тогда совсем другой смысл. Твоя жена - моя жена. Девственность псле 16-ти лет - предрассудок и мещанство. Многие большевики были недовольны и требовали снизить возрастной порог до двенадцати лет. В школах преподавали основы сексуального воспитания, основным принципом которого был "стакан воды". В этих целях издавались учебные пособия и методички. Не имеющим сексуального партнёра большевикам выдавались мандаты на определённое количество женщин, которых он имел право забрать и пользовать, даже если им этого не хотелось. И забирали во имя торжества революции, прямо со школьной скамьи.. Социализация большевизма. И если бы не репрессии с миллионами безвинно погибших и искалеченных, то товарища Сталина можно было бы поблагодарить уже только за то, что перевёл и избавил страну от большинства верных ленинцев.

В качестве справки можно вспомнить, что большаком называли также главу семьи в эпоху расцвета снохачества. Трудно было снохе отказать свёкру, пусть попы в церквях и кричали: снохачи изыдите.

Сексуальная революция большевиков.

«Большевики первыми в мире добились «раскрепощения нравов»

Отсчет сексуальной революции принято вести с середины 60-х годов, когда на Западе возникло движение хиппи (sex, drugs and rock-n-roll). Однако на самом деле, «бунт чувственности» (термин Ленина) долгое время был одним из основ государственности в СССР. Можно даже сказать, столпом страны победившего социализма.

Переписка на интимные темы

«Чувственность и сексуальность» обсуждались на партийных съездах большевиков еще задолго до революции. И не только обсуждались. На III съезде РСДРП даже было поручено Льву Троцкому разработать новую теорию отношений полов в случае победы большевиков. А сам Владимир Ленин еще в 1904 году писал, что «раскрепощение духа чувственности, энергии, направленной не на псевдосемейные
ценности, поможет выплеснуть этот сгусток на дело победы социализма».

Немецкий психолог В.Райх в своей работе «Сексуальная революция» (1934 г.,
первое издание) приводит отрывок из переписки Троцкого и Ленина (1911 г.), посвященной этой теме. Вот что пишет Троцкий: «Несомненно, сексуальное угнетение есть главное средство порабощения человека. Пока существует такое угнетение, не может быть и речи о настоящей свободе. Семья, как буржуазный институт, полностью себя изжила. Надо подробнее говорить об этом рабочим...» Ленин отвечал ему: «...И не только семья. Все запреты, касающиеся сексуальности, должны быть сняты... Нам есть чему поучиться у суфражисток: даже запрет на однополую любовь должен быть снят».

Разработки большевиков в сфере секса принесли свои результаты: с победой революции в 1917 году можно было смело, а главное — быстро, внедрять теорию на практике.

«Так держать, товарищи!»

Многие положения большевиков в сфере «сексуального законодательства» даже сегодня выглядят сверхлиберально. Так, вскоре после знаменитых декретов «О мире» и «О земле» выходят декреты Ленина (19 декабря 1917 года) «Об отмене брака» и «Об отмене наказания за гомосексуализм» (последний — в составе декрета «О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния»). В частности, оба декрета предоставляли женщине «полное материальное, а равно и сексуальное самоопределение», вносили «право женщины на свободный выбор имени, места жительства». По этим декретам «сексуальный союз» (второе название — «брачный союз») можно было как легко заключить, так и легко расторгнуть.

В 1919 году директор Института социальной гигиены Баткис с удовлетворением констатировал: «Брак и его расторжение стали исключительно частным делом... С удовлетворением также можно видеть, что количество сексуальных перверсий (извращений), будь то изнасилование, сексуальное надругательство и т.п., вследствие раскрепощения нравов сильно сократилось». Именно в это время появилась и теория о любви как «о стакане выпитой воды».

Само же раскрепощение нравов зашло так далеко, что вызывало уже удивление по всему миру. Например, писатель Герберт Уэллс, посетивший в это время революционную Москву, позже удивлялся тому, «как просто обстояло дело с сексом в стране победившего социализма, излишне просто».

Наряду с революционными датами, в СССР с размахом отмечались и другие праздники. Так, в Петрограде 19 декабря 1918 года праздновалась годовщина декрета «Об отмене брака» шествием лесбиянок. Троцкий в своих воспоминаниях утверждает, что на это известие Ленин радостно отреагировал: «Так держать, товарищи!». На этом же шествии несли плакаты «Долой стыд». Этот призыв окончательно вошел в широкий обиход в июне 1918 года, когда несколько сот представителей обоего пола прошлись по центру Петрограда совсем голыми.

Страна победившего секса

Изменение отношений между полами в это время носило всеобъемлющий характер. Например, при разрыве отношений в семье с детьми выплата алиментов производилась лишь на протяжении шести месяцев и только при условии, если один из партнеров был безработным или нетрудоспособным. Законодательство в отношении полов в послереволюционные годы постоянно развивалось, обновлялось, дополнялось. Так, Александра Коллонтай, одна из разработчиц «Кодекса о браке», писала: «Чем дольше длится сексуальный кризис, тем более хронический характер он принимает». И далее добавляет: «Сексуальный просвет в школах должен начинаться с 12-13 лет. В противном случае мы все больше будем сталкиваться с такими эксцессами, как, например, ранняя беременность. Не редкость, когда этот возраст (деторождения) сегодня составляет 14 лет».

И правительство большевиков спускает в регионы директивы о введении в школах секспросвета. Но это начинание наталкивается на препятствия: «косность мышления» в глубинке России и недостаток квалифицированных сексологов-преподавателей. Если с первым препятствием действительно было справиться проблематично, то со вторым — дефицитом секс-преподавателей — вполне по силам. В Россию потянулись сексологи из-за границы, особенно — из Германии. Например, с 1919 года и по 1925 год в СССР прибыло около 300 таких специалистов из-за границы. К примеру, сексолог, немка Халле Фанина вспоминала: «СССР в 1925 году действительно предстал передо мной как нечто фантастическое. Вот где простор для работы! Всему миру, и особенно Германии, стоит позавидовать тому, что произошло здесь. Тут так продвинулась прикладная сексология и психология, что материала для их изучения хватит на несколько лет». Кстати, СССР был первой страной в мире, где официально были признаны теории Зигмунда Фрейда.

В это же время не смолкают дискуссии о плюсах и минусах свободной любви. Интересны были доводы некого партработника Маркова на конференции «По вопросам социальной гигиены» в 1924 году: «Я предупреждаю, что на нас надвигается колоссальное бедствие в том смысле, что мы неправильно поняли понятие „свободной любви“. В результате получилось так, что от этой свободной любви коммунисты натворили ребятишек... Если война дала нам массу инвалидов, то неправильно понятая свободная любовь наградит нас еще большими уродами».

Но такие доводы до поры до времени тонули в общем хоре одобрительных голосов. В СССР миллионными тиражами выходят книги и брошюры на эту тему (самая раскупаемая в 1925 году брошюра— некого Енчмиана «Сексуальные рефлексы»). Проводятся семинары. Темы одного из них были, к примеру, таковы: «1)Естественна ли сексуальность ребенка? 2)Как нам надлежит понимать и регулировать отношение детской сексуальности к труду?» В печати проводятся дискуссии о том, что «раньше дети играли в Красную Армию, а теперь игры похуже, а именно — сексуальные».

В начале 20-х годов также наблюдается резкий всплеск внебрачных рождений детей. Так, партработник Лысенко из Москвы приводит цифры, из которых явствует, что в столице в 1923 году минимум половина младенцев рождалась вне брака. Сама же семья как «ячейка общества» заменяется понятием «пара» (сегодня такое сожительство принято называть «гражданским браком»). В 1924 году, по данным Цейтлина, работника аппарата Троцкого, «в крупных городах „пары“ по сравнению с семьями составляют большинство».

В это же время широко встает вопрос о контрацепции. Аборты приветствуются, так они «освобождают женщину». Производство презервативов возрастает в несколько раз по сравнению с дореволюционным уровнем. Академик Павлов проводит опыты на собаках по стерилизации, надеясь в будущем перенести их результаты на советских людей. Множество шарлатанов от науки моделируют новые контрацептивы, искусственное осеменение женщин, таблетки для повышения потенции.

Как уже говорилось выше, директивы «о социальной гигиене» спускались из Москвы «на усмотрение трудящихся». То есть, в губерниях власти должны были сами решать, какую сексуальную политику им вести. Часто их решение было весьма интересным...

Например, в Рязанской губернии власти в 1918 году издали декрет «О национализации женщин», а в Тамбовской в 1919 — «О распределении женщин». В Вологде же претворяли в жизнь такие положения: «Каждая комсомолка, рабфаковка или другая учащаяся, которой поступило предложение от комсомольца или рабфаковца вступить в половые отношения, должна его выполнить. Иначе она не заслуживает звания пролетарской студентки».

Прообраз шведской семьи

Но, конечно же, наиболее полно и ярко сексуальная революция воплотилась в обеих столицах социалистической России — в Москве и Петрограде. Мы привыкли считать, что «шведская семья», т.е. совместное проживание множества лиц обоего пола — изобретение чисто шведское. Оказывается же, что это изобретение наше, чисто российское.

Уже упоминавшийся Баткис в 1923 году в своей брошюре «Сексуальная революция в Советском Союзе» писал: «Задачей сексуальной педагогики в СССР является воспитание здоровых людей, граждан будущего общества в полном согласии между естественными влечениями и великими социальными задачами, ожидающими их... Пролетарская коммуна с ее свободой отношений должна помочь им в этом». Аргументация была такова, что раз брак — это пережиток буржуазного прошлого, то комсомольская коммуна — семья будущего.

Обычным явлением того времени были комсомольские коммуны. На добровольной основе в такой «семье» обычно проживало 10-12 лиц обоего пола. Как и в нынешней «шведской семье», в подобном коллективе велись совместные хозяйство и половая жизнь. Вот что пишет по этому поводу наш современник психолог Борис Бешт: «Разделение на постоянные интимные пары не допускалось: ослушавшиеся коммунары лишались этого почетного звания. В отличие от шведского аналога, рождение детей не приветствовалось, так как их воспитание могло отвлечь молодых коммунаров от строительства светлого будущего. Если все же ребенок рождался, его отдавали в интернат... Постепенно половое коммунарство получило распространение по всем крупным городам страны». Доходило даже до того, что, к примеру, в коммуне Государственной библиотеки в Москве коммунарам предоставлялись не только одинаковые пальто и обувь, но и... нижнее белье.

Образцовой в этом смысле считалась трудовая коммуна ГПУ для беспризорных в Болшево, созданная в 1924 году по личному распоряжению Дзержинского. В ней насчитывалось около 1 тысячи малолетних преступников от 12 до 18 лет, из них примерно 300 — девочки. Воспитателями коммуны приветствовались «совместные сексуальные опыты», девочки и мальчики проживали в общих казармах. В одном из отчетов об этой коммуне писалось: «Половое общение развивается в совершенно новых условиях. Коллектив так усложняет отношения индивида с другими людьми, что оказывается невозможным застраховаться от смены партнера или от начала новых отношений. Вместе с тем совместная жизнь отвлекает воспитанников от противоправных поступков и дурных настроений». Таким образом, можно сказать, что коммуна в Болшево была (и остается) самой крупной «шведской семьей» в истории. Кстати, подобная практика существовала и в других детских домах и даже в пионерских лагерях.

«От рассвета — к закату»

Так назвал свою статью немецкий психолог Вильгельм Райх, посвященную свертыванию сексуальной революции в СССР.

Действительно, с приходом к власти Сталина в конце 20-х годов сексуальная революция сходит на нет. Как обычно, для оправдания этого воспользовались авторитетом Ленина. Все чаще и чаще начинают приводить цитату из беседы Ленина с Кларой Цеткин: «Хотя я меньше всего аскет, но мне так называемая „новая половая жизнь“ молодежи — а часто и взрослых — довольно часто кажется буржуазной, кажется разновидностью буржуазного дома терпимости».

Индустриализация стала требовать того, чтобы индивид тратил свои силы не на сексуальные развлечения, а на строительство коммунизма. «Распущенность нравов» стала официально порицаемой. Общественное мнение снова стало склоняться к тому, что «семья — ячейка общества», а основа порядка — моногамность.

Не отставало от общественного мнения и советское законодательство. С принятием сталинской конституции потерял силу декрет «Об отмене брака». В 1934 году были запрещены аборты, в марте этого же года Калинин подписывает закон, запрещавший и каравший половые контакты между мужчинами. После этого начались массовые аресты гомосексуалистов в крупных городах СССР.

Сексуальное воспитание среди молодежи прекращалось, свертывались научные работы на эту тему. В СССР наступало время, когда любой гражданин мог с гордостью заявить: «В нашей стране секса нет...»»